Было это году так в 2006. Где-то около Тверской, но с видом на Башни Кремля, стояло четырехэтажное здание из красного кирпича. В советское время там был комбинат питания номер один. Ну в Кремле есть столовые и буфеты. Причем немало. Помимо тех, в которых столовалось Политбюро и которые принадлежали 9-му управлению КГБ СССР были другие, для клерков уровнем ниже завтотдела ЦК. И эти столовки снабжались продуктами и полуфабрикатами из того самого комбината номер один. Работали там старые проверенные кадры. Говорят, комбинат курировал Микоян и все иллюстрации к легендарной Книге о вкусной и здоровой пище делались на комбинате. Как и рецептура. Все оборудование там было американское, заказанное наркоматом пищевой промышленности после войны: какие-то суперлинии по консервированию и упаковке, колбасно-сосисочные машины и даже своя крафтовая пивоварня. Правда, к 2006-му вся эта машинерия устарела, как граммофоны и телеграфные аппараты, но, черт побери, работала!
Тут есть один интересный нюанс - принадлежал этот комбинат не Управлению делами ЦК КПСС (иначе его бы автоматом передали в госсобственность), а Тресту столовых Москвы. Говорят, что это пролоббировали секретари горкомы КПСС Москвы, чтобы самим получать оттуда продукты - икорочку, балычок там, всякие сервелаты-дефициты. В общем, когда грянула приватизация, комбинат смог стать акционерным обществом на ваучеры сотрудников.

А еще у комбината был директор. Назначенный еще Микояном. Довольно пожилой, но ушлыыыый! Был он армянским евреем и звали его вроде бы Давид Абрамович Кацельсян. Или как-то очень-преочень похоже. И был у него золотой зуб спереди. Короче говоря, Давид Абрамович знал толк в общепите и номенклатурных играх, поэтому не стал впускать к себе всяких инвесторов, крыши и все остальное. Жил себе на дачке в Валентиновке, дружил с генералами, в начале девяностых подкармливал стариков из КГБ, снабжал столовые Верховного Совета, обслуживал банкеты в Кремле. Не бедствовал комбинат в последние годы советской власти, да и после ее кончины тоже не разорился - все-таки рецептуры отлажены, подсобные хозяйства по всей России поставляли рыбку свежайшую, мясо хорошее, муку правильную и молочко. был даже у Давида Абрамовича свой авиоотряд - два самолета ЯК-40, грузовых. Для оперативной доставки икры из Астрахани и рыбы из Кызыла, водившейся в горных озерах Тувы. Но самолеты в 95-м году пришлось продать - нерентабельно оказалось.
Товарищ Кацельсян был мужчиной корпулентным, то есть в теле и с пузиком. Как Винни-Пух. И ручки-ножки коротенькие. Лысый, но с усами, как у маршала Буденного. Весил килограммов 160 и голос имел ласковый, вкрадчивый. Всегда по утрам, запыхаясь, обходил цеха, разговаривал со своими "девчатами". Их было немного - сотня, не больше. И лет им было уже немало - Давид Абрамович не одобрял молодые кадры, предпочитая доверять работу пенсионеркам: отставницам кремлевских кагебешных столовых, своим выпестованным поварихам-технологам, их родне. На работу туда попасть было ой как не просто, с улицы никого не брали. Но вот случилась засада - потребовалось вести коммерческий документооборот и пришлось взять сына одной из ветеранш - разбитного парня лет тридцати на должность заместителя по коммерческим вопросам. Звали его Антоша и директор ему ничего не доверял, кроме подготовки бумажек для банка, налоговой и таможни. Как вообще можно доверять человеку, которого не знаешь лет двадцать!
Антоша был парень шустрый и полюбился коллективу. Все скакал, перемещался только бегом, глаза блестят, всегда в улыбке, кудрявый такой, загорелый! И с ноутбуком вечно, а на крышке белой светящееся яблочко, cбоку надкушенное. Как в американских фильмах актер. И все норовит комплемент отпустить ветераншам: "Ой, как вы сегодня чудесно выглядите!", "Ой, какие у вас красивые сережки!" В общем, галантный был. Всем вопросы задавал каждый день, просил рассказать про технологию, про рецептуру. И как у него сил и времени на все хватало! Директору это не понравилось. Как-то на даче зашел к соседу-генералу: "Слушай, Семеныч, а пробей-ка этого паренька, зама моего, поглубже. Ну не просто обычная проверка, ее уже проводили, а там с наружкой, с прослушкой, как вы умеете. Генерал, аж помощник самого директора ФСБ, только кивнул, мол, надо - значит сделаем, только тссс!

Через месяц пришел к соседу-директору. Молча положил листок, написанный им самим от руки: "Парень мутный. Трется в ночных клубах, много женщин, много сомнительных связей с бандитами, нюхает кокаин каждый день, причем тратит на него явно немало, имеет две машины - одну для рабочих дней, другую на выходные. Та, что не для работы - дорогая иномарка, японский джип Тойота-Лендкрузер. Самое главное: переговаривается по сотовому с тремя сотрудницами Комбината, предлагает продать ему акции. Дает огромные деньги: по 300 тысяч долларов за акцию и это выше рыночной цены. С одной поварихой, по фамилии Терентьева мутят они договор дарения, так как продать акции твои нельзя просто так, нужно сначала предложить другим акционерам. Гони его взашей, Давид Абрамович, нехороший человек!"
Директор прочитал внимательно и молча, генерал взял листочек обратно, свернул трубочкой, поднес зажигалку, и когда черные хлопья горелой бумаги упали в траву, как осенние листья, тщательно растоптал их изящным английским ботинком. Был сентябрь. "Какие яблоки у тебя в саду, сосед! Крупные уродились! Белый налив?" "Да, Семеныч! Повезло с погодой!" Постояли немного еще, поболтали и генерал вальяжно направился к воротам. Директор, переваливаясь, как мультяшный медвежонок, засеменил к крыльцу. "В понедельник вызову и выгоню нахрен! Какие все мерзавцы! Ну подумать только! акционером хочет стать, гнида! Хрен ты у меня что получишь, у нас если какая паршивая овца найдется в стаде, то навалимся всем коллективом на нее и она мигом скиснет!" Действительно, когда акционерное общество создавали, то четко договорились: 75 процентов акций у директора, 25 у коллектива. Давид Абрамыч знал - одна только земля под комбинатом стоит не меньше ста миллионов долларов - целый гектар в самом сердце Москвы! А может и еще больше! Цены-то растут с каждым днем! Желающих много! Не, не продадимся!
В понедельник вызвал Терентьеву в кабинет. А секретарша говорит: "Мария Петровна на работу не вышла сегодня, приболела может?" "Звони ей домой, вызывай ко мне кадровика, ох и лапоть я, ох, раньше надо было думать, ох, старею!"
Кадровик, бывший полковник КГБ, тоже, кстати, из кадрового управления, щелкнул каблуками молча вытянувшись на пороге. "Быстро разыщи мне все про нашу Терентьеву из колбасного цеха! Срочно! Все, что есть! Найди ее хоть под землей!" И едва кадровик начал с легкостью старого служаки поворачиваться через левое плечо, в кабинет директора влетел Антоха. "Как хорошо, что я вас на месте застал! Я тут заявление принес, увольняться хочу. Отпустите, Давид Абрамыч? Место хорошее предложили!"
Директор оскалился, как зверь, покрылся пунцовой краской, обычно чуть желтоватые белки глаз стали красными. Схватил со стола пепельницу, швырнул Антохе в голову, но тот увернулся. "Пошел вон, гнида подзалупная! Чтобы ноги твоей здесь не было! Я тебя в Москве в любой конуре достану и раздавлю!" Когда он кричал и гневался, его ласковый еврейский выговор менялся на армянский акцент. "Убирайся, пес!"
Антоша скривил гаденькую улыбочку: "Зря вы так. Я все-таки акционер!" И спокойно вышел из кабинета. Когда начальник отдела кадров сказал Кацнельсяну, что по полученным им сведениям Терентьева еще в воскресенье вылетела в США по выигранной ее сыном грин-карте, Давид Абрамович потерял сознание. Это был гипетонический криз, скорая из Кремлевской больнице подлетела буквально через пять минут и доктор мгновенно вколола внутривенно какой-то препарат. Вынесли директора с трудом на носилках вниз. Видели это многие. Огромное пузо колыхаясь, свешивалось с носилок, которые тащили четверо здоровых охранников комбината. Кадровик провожал носилки, как гроб. Со скорбным лицом. До самого распахнутого нутра реанимобиля.
Оклемался директор комбината через недельку. Обошлось без инфаркта. Сделали шунтирование, качественно. Сказал хирург, что похудеть точно надо, а так - все в порядке. Ну и поехал наш Давид прямо на работу. Собрал сначала всех доверенных. Потом вышли в народ, после смены собрали в актовом зале собрание. Объяснил Кацельсян ситуацию: мол, виноват перед вами, родные! Лоханулся. Пригрел змею. Точнее сразу две. И если кто хочет продать свои акции, то купим. По самой хорошей цене. Ибо можем себе позволить. Под "мы" он подразумевал себя. За годы коммерческого вольного плавания акционированного комбината он накопил немало. На десять миллионов долларов у него было золотишко в слитках, дома на госдаче хранилось, еще двадцать пять в банке правильном лежали, где, говорят сам Путин депозит имеет на Людмилу оформленный, вполне легальный, с зарплат и гонораров. Ну и что-то еще заграницей было, на Кипре. Мелочь какая-то, миллионов пять. Не доверял он Кипру. Не советовали ему соседи по даче, да и друзья: типа, Кипр - шляпа. Всякое там может случиться, ненадежные они, киприоты.
И сказал тогда директор коллективу своему, узкому, доверенному, проверенному: "У нас утечка одного процента акций в поганые бандитские руки. Ну и что? Контрольный пакет у меня! Блокирующий - у вас. Владеем мы богатствами несметными! Но разве мы продешевим? Им, врагам подлым, нужно скупить у вас все акции, чтобы хоть что-то смочь сделать! И то не факт - друзья у нас с вами серьезные, голыми руками не возьмешь! Я тут поинтересовался у людей, говорят такая эпоха наступила - рейдерские, говорят, захваты в моде. Но как они смогут нас одолеть, эти как их, рейдеры, понимаешь! Никак. Мы - семья!" Тут зал зааплодировал. Все встали и хлопали. И все понимали, что у них в руках - несметные богатства и каждый день их сокровища растут в цене. Они, наверное, тогда ощущали себя командой пиратского корабля, эти тетки из кремлевского комбината, плывущие по волнам путинской России на самом надежном корабле, на котором капитан Давид Кацельсян, весь в белом с подзорной трубой, на мостике прокладывает верный курс, минуя айсберги и рифы к светлому будущему, когда акции у каждой из них, проработавших всю жизнь на комбинатовских древних американских линиях, будут стоить по миллиону долларов. А ведь это круто - миллион долларов! Это же мечта жизни, это ведь жизнь прожита не зря!
Вы когда-нибудь имели свой миллион долларов? Я имел. Интересное ощущение. Волнующие. Но на самом деле из миллиона очень трудно сделать полтора или два. Гораздо проще сделать сначала пол-миллиона, потом четверть, а потом потратить остальное. Потому что если ты не умеешь делать деньги, то это судьба. А потратить - много ума не надо. Я потратил. Ну и ладно, заработаю еще. А вот тетки те, поварихи и технологи, инженерши и бухгалтерши, отставные гэбешницы и микробиологички из лаборатории, - они не понимали, что быть миллионершами, означает прежде всего умение сохранить и преумножить, а не просто получить и потратить. Но речь не о том. Просто счастливы они были, как апостолы, уверовавшие в жизнь вечную. И в свою причастность к чуду. И смотрели на Давида Абрамыча сквозь наворачивавшуюся слезу, как на Мессию. И все согласились, что меньше, чем за миллион долларов свою акцию не отдадут каким-то рейдерам. А Кацельсян правильно рассчитал - сто миллионов рейдеры не потратят, ибо нужно будет потратить еще триста, чтобы выкупить его, директорские акции. А столько комбинат не стоит. И все вроде успокоилось. Взял наш директор еще одного зама - по безопасности. Как раз генерал-сосед в отставку ушел. Положил ему оклад сказочный - целых пятьдесят тысяч долларов в месяц, причем не официально, а из своих кровных. И воцарился порядок на целых четыре месяца. Это были лучшие дни комбината. Все смотрели на Давида Абрамовича с восхищением, а он - с любовью отеческой. Идиллия! Но была у Кацельсяна дочка. Ева. Тридцати лет, красотка, тоненькая, изящная, с узкими запястьями и щиколотками. Огромные черные глаза в папу и длинные кудрявые волосы в маму. И носик с горбинкой, губки пухлые, осанка горделивая. Породистая девушка. В Еве Давидовне папа души не чаял. Но не то, чтобы все позволял, поощрял всякие безобразия и глупости, нет! Он ведь ушлый был, умный и все такое. Видел и чувствовал людей и ситуации. Воспитывал, рассказывал, учил. Они жили вдвоем, жена умерла от рака печени, когда Еве было всего пять лет. Короче, закончила Ева МГИМО, вышла замуж за хорошего умного еврейского мальчика, но случилась беда - он погиб в аварии. Причем, сам и был виноват. Так они и жили с папой вдвоем - старый вдовец и молодая вдова. Ева устроилась переводчиком в МИД и надеялась сделать карьеру - папа хлопотал ей место в российском посольстве в США и хлопоты оправдались: через полгода ему обещали должность неплохую, перспективную и сытную. Не ему, конечно, а дочке Еве, но на самом деле, конечно, ему.Ева одевалась в ЦУМе. Ну так, для себя. На работу в МИД ходила скромно, без выпендрежа, даже сумочка у нее была какая-то дешевая, евро за 300. Но пообедать с подругами в "Пушкине" или в рыбном "Порто", Ева старалась "при параде". И однажды в воскресенье днем в галерее ЦУМа, наполненной парфюмами и пафосом, к Еве приблизился стильно одетый красавец. "Я представитель турфирмы "Старвояж", не могли бы вы заполнить анкету VIP, нам очень важно иметь обратную связь. И мы проводим VIP лотерею. А каждому, кто заполнит анкету, мы пополняем телефонный счет на 50 тысяч рублей!". И протянул Еве анкетку на картоночке. "Фигня какая-то, - подумала Ева, - зачем я это делаю? Хотя пятьдесят тысяч рублей - это две тысячи долларов!" Мужчина был столь обаятелен, что она заполнила анкетку и ответила на какие-то дурацкие вопросы. И указала свой номер телефона. Через час ей пришло сообщение о пополнении счета. Для девушки, покупающей одежду в ЦУМе, это не показалось абсурдом. А через две недели ей позвонили из какой-то турфирмы: "Ваша анкеты выиграла главный приз - путешествие для двоих во Французскую Полинезию. Причем на частном самолете! Вы будете жить на острове в роскошной вилле целых 10 дней!"
Ева удивилась, конечно, но так, чтобы совсем. Девушка из "высшего общества" как-то привыкла ко всяким безумным вещам, типа розыгрыша Ролс-Ройса в аэропорту Дубаи. Попросила прислать информацию на е-мейл. И решила посоветоваться с отцом - все-таки обидно будет такую возможность пропустить, однако как-то странно: Таити, частный самолет... И папа, он такой недоверчивый! Но Ева сказала: "Помнишь, как мама напевала песенку?
Там на Таити,
Вдали от событий,
От мира, где Сити, туман.
Там с пальмы стройной,
Высокой и знойной,
Вниз падал созревший банан.

Там нет совсем телефонов,
Не по сезону носить пальто.
Там дел не знают, газет не читают,
Не ездит в трамвае никто.

Она так мечтала побывать на острове в океане всей семьей! Поехали!"

Давиду Абрамовичу идея внезапного отпуска показалась подозрительной. Но он так хотел, чтобы Ева, наконец, почувствовала себя счастливой, он так любил, когда у дочки горели глаза! Да и доктора советовали ему отдых у моря, без суеты! И он сказал: "Давай сюда номер телефона и письмо-приглашение, будем пробивать!"
На следующий день попросил соседа-генерала узнать про эту фирму, что за люди, реально ли такие конкурсы проводят. И вообще можно ли с ними дело иметь, странно все-таки - это же огромные деньги выкидывают на ветер! Генерал ответил быстро и прямым текстом. Контору пробили. Вроде бы наши люди, какой-то элитный бизнес мутят с арабами. Фирма молодая, действительно есть частный джет, взятый напрокат у какого-то шейха за скромную плату, шейх - инвестор. И уже возили несколько семей на Таити. Нарабатывают таким образом клиентскую базу. Волочкову вот возили отдыхать, Канделаки, дочку Потанина. И все довольны остались. Так что никакого обмана. И отель там на острове есть замечательный. А директор фирмы - дочка генерала ФСБ, мужик хороший, я с ним служил.
И старый волчара Давид Кацельсян ему поверил. А кому же еще верить, как не старому волку-соседу. Других авторитетов у него не было!
Не знал наш директор, как все обернется, даже представить себе не мог!
О том, что они с дочкой летят на отдых за счет арабского шейха, Давид Абрамович говорить на работе не стал, все-таки как-то странно, согласитесь! Но секретарша и кадровик, разумеется, знали номер его мобильного. Все в порядке. договорились созваниваться каждый день, решать все проблемы. Кадровик должен был чем-то вроде начальника службы безопасности быть, докладывать обо всем непонятном. А секретарша информировать о показателях, о балансах из бухгалтерии, о всяком таком, обыденном. И он опять взялся проводить шефа до аэропорта Шереметьево, где был VIP зал для небожителей, директор наш не любил всякую аэродромную суету, летал редко, но только через депутатский зал, ставший потом просто совсем закрытым лаунжем для кремлевских. Там его знали: буфет работал на продуктах Комбината.
Приехали рано утром. Кадровик позвонил куда-то и говорит: "Договорился, что пропустят машину прямо на поле. К трапу самолета. Встретит специальная машина, даже не надо таможенный контроль и погранцов проходить, сами приедут к джету и все организуют!"
Директор с дочкой кивнули. Ну а что такого? Они же VIP, тем более не просто важные персоны, а свои. Вот откуда в 2006 году у вполне взрослых людей была такая уверенность в своей причастности к верхам общества? Вера непогрешимая в свою избранность? Ну вроде ведь просто поставляли к высочайшим столам деликатесы. И даже не к самым высочайшим, а так, к боярским. Но нисповедима народная вера в перо жар-птицы! В то, что нет тебе равных, если царь однажды даровал тебе дворянство и имение, то никто никогда не отберет. Да, ступили они. Когда две машины - аэрофлотовский фиат с желтой мигалкой на крыше и комбинатовский мерседес с номерами ЕКХ, подъехали к стоянке джетов и остановились напротив немолодого реактивного самолетика в ливрее турфирмы "Старвояж", когда козырнул КВС, вытянувшись по струнке, когда миленькая стюардесса прямо к трапу вынесла на золотом подносе два бокала "Кристалла", когда второй пилот и кадровик стали загружать чемоданы в багажный отсек, наши путешественники растаяли окончательно.
- Ну а где твои бойцы? Кто паспорта проштампует? - спросил директор кадровика
- Сейчас, товарищ Кацелсян, сейчас позвоню, узнаю.
Переговорив минуту по мобиле, отставной полковник произнес:
- Задержка небольшая. Проверка у них приехала. Замдиректора погранслужбы ФСБ. Просят обождать. Или привезти к ним багаж и паспорта на пост в VIP зале. Давайте я съезжу, тут пять минут!

Ничего не насторожило ни Давида Абрамовича, ни Еву Давидовну. Я же говорю - в России 2006 года жили и не тужили почти все. Нефть растет, экономика на подъеме, Москва развивается, денег куры не клюют, все хотят жить сладко! И у многих это неплохо получается, главное вовремя окешиться, скинуть ненужные активы, но не прогадать, не продешевить. И Давид Абрамович, в принципе не против был избавиться от своего комбината, но не сейчас. Рано еще. Недвижимость еще не на пике, можно сорвать куш в два раза больше через год. А что какие-то мерзавцы акцию купили, то кто же им продаст еще, пока он, заслуженный работник торговли и двухкратный лауреат ордена Ленина товарищ Кацельсян на капитанском мостике в кабинете на четвертом этаже с видом на кремлевские башни! Нет, просто придется потом эту акцию у мерзавца выкупить за большие деньги. Ну и потом просто заказать его. Правда где, как и у кого заказывать ПРАВИЛЬНО Давид Абрамович не знал. Ну там разберемся. Потом. Надо будет изучить вопрос. У Лужка в мэрии много ворья трется, с руки кормятся. Подумаем, как подойти к ПРАВИЛЬНЫМ ворам, чтобы недорого было и надежно.
Директор расположился с дочкой в мягких кожаных креслах бизнес-джета. На столике стояло золотое ведерко со льдом, откуда торчала новая бутылка "Кристалла", как суриката из норки. По трапу вбежал кадровик с паспортами, Евиной сумочкой и директорской борсеткой. Попытался щелкнуть каблуками, но на мягком самолетном ковре это вышло не очень. Можно лететь, все в порядке, багаж проверен и загружен. Спасибо, товарищ Шлепко, завтра созвонимся. Удачного вам полета, Давил Абрамович и Ева Давидовна! Кадровик склонил голову в поклоне и опять попытался по-строевому развернуться через плечо и опять неудачно - самолет все-таки был низковат и тесен. Стюардесса закрыла дверь-трап. В мягких обволакивающих креслах толстяк директор и его миниатюрная дочка готовились к волшебным дням отпуска. Стюардесса наливала шампанское. Прошу вас пристегнуться и выключить телефоны! Отец и дочь одновременно нажали на кнопки своих смартфонов, самолет запустил турбины и покатился по рулежке; пассажиры не знали, что телефоны им заменили. На точно такие же, но с одной особенностью - ровно через 12 часов, смартфоны лишатся возможности звонить или принять звонок, выйти в интернет даже по вайфаю.
На земле, когда самолет взлетел, в буфете VIP зала за столиком сидели трое: пожилой генерал-сосед, кадровик и кудрявый Антоха. Они не пили радостно шампанское, хлебали минералку с напряженными лицами: операция только начиналась, самое трудное было впереди. И самое рискованное! Хотя, все должно было получиться...
Через сутки после вылета самолета из Шереметьево на проходной Кремлевского Комбината питания, а точнее ЗАО "Комбинат номер один" сотрудников встречал плакат. На ватмане. Тушью. С портретом усатого Давида Абрамовича и датами 12 июня 1936 - 30 марта 2006. И текстом про скоропостижную смерть директора. Председатель комиссии по организации похорон - начальник отдела кадров Василий Иванович Шлепко. Гражданская панихида состоится через два дня в полдень, в актовом зале. Кремация в 15 часов в Московском крематории. Траурная лента в углу плаката и две гвоздики на полочке под плакатом.
Тетки, деловито доставая пропуска, чтобы показать вахтерам, упирались взглядом в плакат и хватались за сердце. Кто-то просто оседал на пол. Кто-то начинал кричать и выть. Остальные впадали в ступор. Никто не шел в цеха, в бухгалтерию, в отдел сбыта, все скопились в проходной. Как шпроты в банке, если ее поставить на попа. Плечо к плечу. Как в метро в час пик. Никто не мог сказать ни слова, но минут через десять все-таки пополз шепот. Как это случилось? Где? Отчего? Вышел кадровик. Взял у вахтера стул, забрался на него, как Ленин на броневик. Прокашлялся и чеканным голосом произнес:
- Товарищи, наш коллектив постигла тяжелая утрата. Трудный час настал для нашего предприятия и нашего коллектива. Сердце каждого из нас переполнено скорбью. Тело нашего любимого руководителя товарища Кацельсяна Давида Абрамыча сейчас в морге клиники управления делами Президента Российской Федерации. Прощание состоится послезавтра, в субботу в полдень. Причина смерти - острый сердечный приступ. Это произошло вчера вечером в театре Табакова. Врачи сделали все возможное, но не спасли, скорая застряла в пробке. Мне доложили ночью, дежурный по больнице из нашей службы, - Тут он сделал паузу. - Из моей бывшей службы. Расходитесь пожалуйста, на рабочие места. После кремации на автобусах приедем в актовый зал, где будет накрыта поминальная трапеза. И там же проведем короткое собрание акционеров, нам нужно будет решить, как жить дальше...
Тетки стали расходиться. Все думали об одном: жаль старика, хороший был человек! Но что будет с нашими акциями? Что будет с комбинатом, теперь постылым и ненужным никому из них, если он как корабль без капитана качается на волнах и влеком ветром куда-то в сторону рифов и скал? Как выплывать? Где шлюпки? И куда грести?
И все, конечно, знали про Терентьеву, которая продала свою акцию не то за 100 тысяч долларов, не то за 300. И все вспомнили, как сначала подумали - вот же дура набитая! А вот сейчас призадумались, может и не дура вовсе!

Четверг и пятница у всех прошла, как в тумане. Только главбух позвонила своей подруге, главбуху театра, которая уже двадцать лет в обмен на черную икру по смешным кремлевским оптовым ценам снабжала ее семью контрамарками на премьеры. И спросила - правда ли, что в среду на спектакле кто-то умер? Та ответила, что вроде скорая выносила какого-то толстяка из туалета, вроде что-то к груди прикладывали, как в кино и с трудом несли носилки. И главбух уверовала. На самом деле действительно в среду вечером, не во время антракта, а посреди первого акта из кабинки туалета прямо на мраморный пол аккуратно выпал толстяк со спущенными штанами. Его звали Эдуард и был он актером из Перми. Согласился за тысячу долларов сыграть эпизодическую роль. Прямо в мужском туалете ему два шустрых продюсера наклеили огромные усы и усадили на унитаз, предварительно запихнув под рубашку подушку. Затем в туалет вдруг ворвались две тетки в халатах и стали расстегивать верх рубашки. Прикладывать неработающие электроды и звать на помощь мужчин, чтобы помочь перенести носилки в машину. Когда скорая отъехала от театра, Эдуарду выдали его тысячу и еще 200 сверху. Чтобы молчал. И билеты на самолет через три часа. Профессионалы не любят проколов и готовятся тщательно. Даже справку из морга о вскрытии нарисовали и свидетельство о смерти получили в ЗАГСЕ. Все должно быть безукоризненно. Давид Абрамович умер. На самом деле. Человек, лежащий на пляже далекого островка во Французской Полинезии, и которому красавица-дочка втирала в пузо жирный крем против солнечных ожогов, конечно, думал, что это он, дважды кавалер ордена Ленина и заслуженный работник советской торговли, владеющий контрольным пакетом акций стоимостью минимум 100 миллионов долларов. Но это был не он. Его окоченевший труп, тщательно изготовленный из воска и латекса, лежал в дорогом гробу невероятных размеров в морге кремлевской больницы. И завтра его, труп, кремируют под надрывный отходняк и помянут, не чокаясь, кремлевской водкой, которую уже завезли со склада ФСО. Ох, грустная история приключилась!
Панихида и поминки прошли по плану. Актриска из Саратова получила пять тысяч долларов за роль Евы. Она сидела у гроба и рыдала, укутанная в вуаль. Все выражали ей соболезнования, но она словно онемела, вцепившсь в латексную руку куклы-отца. Ни у кого не возникло ни тени сомнения. Тем более, что и грим был прекрасный, и гонорар.
В крематории даже не подозревали, что в печку по рельсам заехало не 160 кило мертвой плоти, а солома и опилки, зашитые в мешок и обмазанные чем-то очень похожим на восковую кожу трупа. Покойники не всегда выглядят, как при жизни. А участники похорон никогда не усомнятся в истинности смерти. Тем более, главбух подтвердила - да, умер в театре. И со спущенными штанами выносили, все отворачивались смущенно.
А потом поминали. зачитывали телеграммы. От Лужкова, от каких-то коллег, соратников, ветеранов труда. На поминки приехали сотни людей. Все убивались и горевали. Хороший ведь был человек! Даже соседи по даче приехали. И среди них генерал-полковник с золотой звездочкой на груди. Когда все уже были пьяны, генерал выступил. Говорил про жизненный путь Абрамыча, про его заботу о коллективе. И предложил всем акционерам подняться в местком, где когда-то был партком и красный уголок и помещалось минимум сто человек. И тетки поплелись, утирая слезы наверх.
А там их ждал Антоха. И кадровик. И почему-то генерал. Оказывается, вчера Ева выписала ему, как другу семьи, доверенность на право выступать от имени наследницы. Выбрали секретаря собрания - главбуха и председателя - кадровика.
- Друзья, сестры, братья! - начал генерал, - мы стоим перед трудным выбором. Комбинат возглавить некому. Нам нужно сейчас сплотиться: кругом рейдеры, враги, либералы! Мы должны консолидироваться! А для этого нам необходимо срочно сплотить свои акции! Мы должны сейчас не рисковать своей собственностью, а вручить единый пакет акций одному лицу. И я предлагаю прямо сейчас передать свои акции Антону Григорьевичу. И возложить на него обязанности временно исполняющего обязанности.
Все онемели. Как? А деньги? Но слово взял Антоха:
- Тут, среди нас есть нотариус. Давайте срочно оформлять, время не терпит! Расписку мы всем выдадим, что семья, то есть Ева Давидовна, после вступления в право наследства и продажи комбината инвесторам по максимальной цене, обязуется вам выплатить по 100 тысяч долларов. А сейчас вы подписываете бумагу, что продаете акции по одному рублю мне.
Тетки любили Антоху, он ведь такой милашка! И генерал-полковник со звездой, то и дело размазывающий по щетине скупую слезу доставлял естества. Все согласились. Вообще все. И все подписали и расписались в получении одного рубля. Акции по договоренности, хранились в сейфе директора (так подсказал кадровик после дезертирства Терентьевой, ключ был у секретарши, она тут же, в пьяном бестолковье поплелась в кабинет и принесла папку с акциями. Антоха их сложил в портфель. Кадровик и главбух подписали протокол собрания. Принесли еще ящик водки и какую-то закуску. Стали снова поминать. Утром, когда двери проходной штурмовал спецназ ФСБ, сопротивления бойцы не встретели: по всем коридорам и кабинетам спали вусмерть бухие сотрудницы комбината. Следователи даже не смогли никому показать ордера на обыск. Просто вломились в бухгалтерию и вынесли все финансовые документы, компьютеры и сейф из директорского кабинета. Оказалось, что директор и главбух - мошенники. Они в бытность Антохи замом подписали какие-то векселя, которыми гарантировали оплату какого-то сырья на 10 миллионов долларов, но сырье отправили не на комбинат, а на экспорт, в таможенных документах написали, что это отходы в виде костной муки. И доблестное управление "Э" это дело пресекло. Комбинат опечатали и поставили бойцов для охраны. Возбудили уголовное дело. Впрочем, вскоре закрыли за ненадобностью: главбух скончалась от внезапного инфаркта.

Вы спросите: а чем все кончилось? Смотря для кого? Ева вышла замуж и не поехала в Америку. У них с Антоном двое детей, живут на даче, приватизировали ее. Антоха завязал с кокаином. Ну не совсем, конечно, раз в неделю шмыгает. Но дома. По клубам не шоркается, несолидно для такого богатого и успешного бизнесмена. На месте комбината - отель. Его совладелец в прошлом был генерал-полковником ФСБ. Тетки создали что-то вроде союза обманутых акционеров, нашли хорошего адвоката, тоже из бывших полковников. Уже двенадцатый год судятся, дошли до Президиума Верховного суда. Директор отеля - господин Шлепко. А Давид Абрамович так и не восстановился после инсульта. Ева с Антохой оплачивают ему хорошую палату в частном доме престарелых. Признали его недееспособным, ведь не ходит, не говорит, только мычит. Но он сыт и доволен: утку меняет нянечка, кормит. Он иногда вспоминает лазурное море, остров Фиджи, очень рад за доченьку, внуков изредка видит, когда Ева показывает ему в день рождения их видео на смартфоне. Он счастлив, что жив. Все ведь могло обернуться куда хуже!
Хуже всех арабскому шейху: самолет у него отжали. Хоть и старенький был, а все равно обидно.