Помните недавние заявы некоторых околорелигиозных трибунов о необходимости убрать с российского герба кресты? Мол, Россия – многоконфессиональное светское государство, и религиозных символов на его гербе быть не должно. Речь шла о крестах на трех имперских коронах над головой у двуглавого орла и кресте на державе, которую он же держит в левой лапе.

Ну, что сказать?! Невыразимый закидон. Замечу лишь, что господа еще сущих крестов на российском гербе не видели. А, между тем, они были раньше и весьма выдающиеся.

Вот герб самого Иоанна Васильевича Грозного:

Посчитайте, сколько крестов на гербе? Целых пять. Весьма символичный герб, кстати. Достаточно ясно, с крестом в лапе орла, символизирующий возложенную на царя миссию, нести свет православия на Восток.

А вот герб сыночка его Федора Иоанновича Блаженного:

Как видим, при нем герб тоже крестом не обидели.

А это гербовый орел его опекуна и следующего царя Бориса Годунова:

Крест в одной лапе, в другой Святое Евангелие. Равным образом вельми символично.

А это современный российский герб:

Мать моя! Куда выдающиеся кресты подевались?! Крестов-то на гербе, по сути, не осталось. Три имперские короны, да держава не в счет, ибо это вовсе не символы веры, а символы державной власти. Ужели толерастия смогла передюжить духовные скрепы? Что за ворог постарался?

Сколь ни удивительно, а это был царь-батюшка Романов Алексей Михайлович.

С герба его великие кресты и пропали навсегда еще четыре столетия тому назад. Зачем же он это сделал? Как ни странно, вовсе не толерастия была причиной сему, а вполне себе даже наоборот. И был это вовсе не знак единения народов России независимо от религиозных убеждений. В царской России такой хренью никогда не заморачивались.

Обратим внимание: В гербе Алексея Михайловича символы православия , которые занимали столь много места  в символике предшествующих ему царей, сведены к минимуму. Крест мы обнаруживаем только на державе, но это не самостоятельный религиозный знак, а один из атрибутов царской власти. Точно так же и маленькие крестики на коронах, венчающих обе головы орла.

Все было просто до безобразия. Правда в том, что в борьбе за укрепление личной власти ему пришлось решительно пресечь попытку патриарха Никона уравнять в правах понятия «православие» и «самодержавие».

В 1652 году, получив высший церковный титул патриарх Никон возомнил, что «священная власть выше царской». Это сразу нашло отражение в тоне посланий и грамот священнослужителя, с которыми он обращался к подданным царя. Даже обращаясь к высоким государственным сановникам, он считал возможным писать: «От великого государя, святейшего Никона, патриарха московского и всея Руссии, на Вологду, воеводе князю Ухтомскому...»

Цари никогда таких вольностей никому не прощали, поскольку делиться самодержавной властью ни с кем не намеревались. Попытка Никона считать себя «великим государем» обошлась ему дорого: «Тишайший» (так называли царя Алексея Михайловича) отправил дерзкого патриарха в ссылку. Спустя долгое время отчаявшийся Никон униженно писал царю: «Ради всех этих моих вин отвержен я в Ферапонтов монастырь шестой год, а как в келье затворен — тому четвертый год. Теперь я болен, наг и бос и креста на мне нет третий год, стыдно и в другую келию выйти, где хлебы пекут и кушанье готовят, потому что многие части зазорные не прикрыты; со всякой нужды келейной и недостатков оцынжал, руки больны, левая бровь не подымается, на глазах бельма от чада и дыма, из зубов кровь идет смердящая и не терпят ни горячего, ни холодного, ни кислого, ноги пухнут...»

Так и сгинул расстриженный патриарх в ссылке.