На улицах городка Кена, что ютится на берегах Нила в Верхнем Египте, идет борьба за умы. Активисты одной из умеренных исламистских группировок суют в руки прохожим флаеры, предостерегающие от опасностей светского государства: «Однополые браки! Алкоголь! Нудистские пляжи! Вам это нужно?» Семь месяцев прошло после свержения президента Хосни Мубарака, правившего Египтом 30 лет, и полтора — с начала суда над ним.

Исламисты, прежде действовавшие в подполье, получили право на открытую агитацию и загодя начали готовиться к парламентским выборам, намеченным на ноябрь.

 

Победа исламистов на выборах отнюдь не предопределена. Немалое число их сограждан-мусульман выступают за верховенство светских законов над религиозными догмами. Да и меньшинства — в основном христиане-копты — будут голосовать скорее за светский Египет. Между двумя сторонами есть, правда, и точки соприкосновения. Например, христиане поддерживают право мусульман на свой исламский суд по семейным и бракоразводным делам. Но в целом о будущем Египта по-прежнему приходится говорить в сослагательном наклонении.

 

Новизна момента в том, что египетские исламисты, и в первую очередь движение «Братья-мусульмане», прибегают к нетипичной для ортодоксов риторике и вполне способны завоевать симпатии части сторонних избирателей. В середине августа египетский вице-премьер Али Аль-Селми, слывущий либералом, объявил, что проект новой конституции Египта (она будет принята после ноябрьских выборов) предполагает создание «гражданского демократического государства». Исламисты расценили это заявление как «нарушение демократического процесса»: мол, работа над новым основным законом — прерогатива новоизбранного парламента, а не уходящего правительства, которое своими действиями прокладывает путь к возрождению в Египте политического сыска.

„

Египет расколот на исламистов и неисламистов. С этим же столкнется и новая Ливия

”

Первое время дискуссии сторонников двух путей развития Египта носили вполне мирный и даже взаимоуважительный характер. Но в последнее время обстановка все больше накаляется. Недавно на каирскую площадь Тахрир, эпицентр египетского февральского восстания, вышли салафиты, последователи образа жизни и веры ранней мусульманской общины, и стали призывать к установлению исламского государства. «Народ требует законов Аллаха», — скандировали они. Это слишком уж явно диссонировало с главным лозунгом революционного февраля: «Народ требует смены режима».

 

Египет переживает «великий раскол» — на исламистов и неисламистов. Схожая тенденция обозначается в постреволюционном Тунисе, с этим же неизбежно, после окончательной победы над Каддафи, столкнется и новая Ливия. Главная опасность ситуации в том, что после выборов и принятия новой конституции одна из противостоящих сторон неизбежно почувствует себя преданной. Ведь во времена Мубарака многие «братья-мусульмане» были арестованы без предъявления обвинений и подвергались пыткам. А после февральской революции движение продолжало организовывать кампании против пыток и необоснованных арестов. Сегодня они хотят одного: чтобы их возвращение в политическое правовое поле стало необратимым. Потому-то и не доверяют либеральным политикам, при прежнем режиме потворствовавшим, как они считают, гонениям в их адрес.

 

Либерально настроенные египтяне не меньше обеспокоены заявлениями исламистов о том, что «христиане и женщины не должны занимать президентский пост». Они небезосновательно видят в этом предвестие политических и культурных репрессий в иранском стиле. При этом, не веря в возможность компромисса с исламистами, некоторые либералы уже ратуют за продление мандата Высшего совета вооруженных сил  — по сути, военной хунты. Выход ли это?

 

Обе расколотые стороны хотят видеть Египет свободным от любых форм насилия и дискриминации. Такой Египет они в состоянии построить только сообща. Но времени для компромисса и сотрудничества у них все меньше.