| Народ, к несчастью |
 |
Денис Драгунский
26.09 10:23 |  1121 («Частный корреспондент»)
|
Но не как экономическая или, боже упаси, моральная проблема. Скорее как вопрос контактов с агрессивным и несимпатичным племенем. Вдруг показалось, что бедные допекли. Достали.
Недавно я беседовал со своим знакомым, который уже второй год живёт в Финляндии, преподаёт в каком-то из тамошних университетов. Нынешнего русского человека, тем более столичного жителя, на Западе не удивишь ничем — даже чистотой на улицах: с прибытием в Москву армии таджикских гастарбайтеров наш город радикально отряхнулся от мусора. Однако одно очень важное различие ощутил мой приятель, причём различие, видное из прекрасного далёка, но к которому здесь, в России, мы совсем почти притерпелись. Не буду более томить читателей — речь идёт о социальном расслоении.
Верно, благополучные — особенно небольшие — европейские страны сильны своим средним классом. Там социальный ромб почти превратился в тупоугольный треугольник. Есть единицы очень богатых людей, есть просто богатые, есть обеспеченные, и есть нормальные, обыкновенные, средние, прилежно сводящие концы с концами. Трудолюбивые скромные бюргеры. Рабочий класс и фермерское крестьянство. Конечно, в благополучных европейских странах тоже есть очень бедные, просто-таки нищие люди, но их совсем немного, и в социально ориентированном государстве это скорее некие казусы. Потому что там нет бедняков как устойчивой социальной группы, где люди ведут себя в принципе иначе, чем благополучное большинство. Где формируется «культура бедности», как говорил великий Оскар Льюис, исследователь мексиканских трущоб. Кстати, его книга «Дети Санчеса» — поразительная. Одна из лучших. Не по социологии, не по антропологии, а вообще одна из лучших книг на свете. Очень рекомендую.
Проблема бедности огромна. Не то что в одной колонке — даже в одной толстой книге её не охватить, даже не очертить. Тут и история, и социология, и экономика, и даже отчасти этнография с антропологией. Ну и психология, конечно.
Вот о психологии я и хочу поговорить. Но даже не столько о психологии бедных людей, сколько о психологии отношения к бедным.
Вот я написал, что мы в России уже привыкли к социальному расслоению — но, наверное, не совсем и не во всём. С одной стороны, конечно, да. Мы уже давно, лет двадцать как, отбросили совковые иллюзии равенства и согласились с тем, что мир состоит из богатых и бедных и что это в конечном счёте естественно. Что у богатых или просто обеспеченных людей свой стиль жизни, а у бедных — свой. Свой язык, свои песни, свои манеры. Собственно, так всегда в России было: культура дворянская, крестьянская, разночинская. И не только в России. И вообще, как писал В.И. Ленин в «Критических заметках по национальному вопросу», в каждой национальной культуре есть две культуры. Две — это ещё ничего. Бывает три, четыре и пять. Но к Ленину мы ещё вернёмся. Поскольку в нашей общественной мысли внезапно возник рецидив ленинизма. В самой что ни на есть красно-террористической форме.
Итак, сам факт наличия бедных со своими, как бы это выразиться, бедняцкими манерами долгое время никого не смущал. Но вдруг — неожиданная подножка от демократии. От общества массового потребления, которое и есть демократия в действии, о чём нам не раз напоминали американский историк Дэниел Бурстин и российский президент Дмитрий Медведев. Широкие народные массы, в полном согласии с демократическим идеалом, вышли на потребительскую авансцену. С шансоном и пивасиком, как пишут прогрессивные журналисты. «…Пропасть, разделяющая Россию мытую и немытую, стала совсем непроходимой, точнее — невыносимой. Что бы ты ни делал, за углом всегда маячит гопник с бутылкой пива, который оборжёт, опохабит, испоганит всё лучшее и светлое», — пишет Юрий Сапрыкин в «Афише» от 16 сентября. Надо сказать, что это он не от себя пишет, а как бы от имени тех кровожадных господ, которые хотели бы «1) свезти весь, извините, быдляк в гетто в отдалённых районах Сибири; 2) провести принудительную стерилизацию, чтоб не размножались». Авторская позиция Сапрыкина на самом деле умная и трезвая, но об этом чуть далее.
Социальное расслоение начало сильно беспокоить имущий и образованный класс. Но не как экономическая или, боже упаси, моральная проблема. Скорее как вопрос вынужденных контактов с агрессивным и несимпатичным племенем. Вдруг показалось, что бедные допекли. Достали.
Я использую это неудобное и раздражающее слово «бедные», чтобы не лицемерить. Речь идёт именно о бедности и её культурном оформлении. Слова «гопники» и «шпана» — это нечто подобное словам «ниггеры» или «чиканос», «психбольные» или «пидоры». Это оскорбление вместо понимания — и этих людей, и всей массы проблем.
Нуждающиеся учителя и библиотекари — это, философски выражаясь, «бедные в себе», то есть люди неимущие, но целиком принадлежащие высокой господствующей культуре. А так называемые гопники — это уже «бедные для себя». Люди, которые выработали — с помощью богатых и высококультурных сограждан — свой собственный стандарт поведения, свои ценности, свои, извините, художественные вкусы. Радио «Шансон» и группу «Лесоповал» не сами гопники придумали. Не сами эти песни сочинили, не сами музыкантов наняли, радиостанцию учредили, залы оформили. И рекламную кампанию не сами провели. На что теперь жаловаться? На кого? И, главное, кому?
Давайте зарубим себе на носу: во всём, что происходит в любой стране, виновата её элита. Политическая, общественная, художественная — всякая. Справедливо говорит Сапрыкин: «Дело дрянь ещё и потому, что образованный вестернизированный класс, который сейчас страдает от ментовских выходок и пьяных криков под окнами, в общем, сам виноват. <…> С народными массами никто даже не говорит серьёзно; всё, что мы имеем им предложить, — журнал «Зятёк», сериал «Счастливы вместе», убогие ток-шоу и книги в уродливых обложках; то, от чего нас самих тошнит. Почему-то Шукшину, Данелии или даже ранней Пугачёвой удавалось сообщать этим людям важные вещи о них самих, не играя на понижение, а сейчас никто даже не пытается». Когда-то давно, лет восемь или десять назад, я писал: «Если в России и есть (вернее, была) драгоценная самобытность, то она состоит (то есть состояла) в ответственном отношении элиты к народным массам. Все — от прогрессивного Михайловского до реакционного Победоносцева, от простоватого Потапенко до утончённого Блока — старались просветить народ. Они знали, что непросвещённые люди не поймут высокого искусства, но им в голову не приходило кормить этих людей примитивом и похабщиной».
Но всё кончается. Видать, кончилась и святая миссия русской интеллектуальной и художественной элиты. А жаль.
|
| Далее |
|
6
