А. САМСОНОВА – Павел, добрый день. Когда вы думаете, освободят вашего отца?
П. ХОДОРКОВСКИЙ - Добрый день. Я очень надеюсь увидеть своего отца в августе следующего года. Многое произошло в последние несколько лет в России, и я очень оптимистичен в том плане, я думаю, моего отца пришло время отпустить. Многое в стране поменялось, и я очень надеюсь, что мы с ним, наконец, сможем встретиться следующим летом.
А. САМСОНОВА – Это звучит довольно оптимистично. Но, учитывая текущую ситуацию в России, что может помешать освобождению?
П. ХОДОРКОВСКИЙ - Моего отца изначально посадили в тюрьму за его политические взгляды, за поддержку оппозиции. Но, конечно же, большую роль сыграло желание ренационализировать компанию ЮКОС. С тех пор компания «Роснефть», которой теперь принадлежат бывшие активы ЮКОСа, прошла через первичное размещение акций, заключила контракты с такими компаниями как Би-Пи, Statoil , Exxon и на самом деле стало практически нереально восстановить компанию, поэтому я думаю что те люди, которые опасались того, что, выйдя мой отец на свободу, он попытается вернуть себе часть своей былой нефтяной компании, им больше нечего бояться. Мой отец перевернул эту страницу своей жизни. Он не планирует заниматься бизнесом, и он не будет пытаться вернуть себе ЮКОС.
А. САМСОНОВА – То есть ваша задача убедить сейчас Кремль, что ваш отец безопасен для правящего режима.
П. ХОДОРКОВСКИЙ - Это не столько моя задача, сколько я думаю это стало очевидно в последние несколько лет. Второй фактор, который сыграл роль в аресте моего отца это его поддержка политически оппозиции. На тот момент он был одним из немногих и в течение последующих нескольких лет он оставался моральным лидером оппозиции. И единственным человеком, на которого люди надеялись, когда говорили о политическом будущем страны. Опять же ситуация в корне поменялась. Сейчас много новых политических игроков, оппозиционеров и Кремль действительно находится в той ситуации, когда приходится во внутриполитической жизни решать много новых проблем, которые уже не имеют никакого отношения к моему отцу.
А. САМСОНОВА – Но есть же политическое дело экспертов, и неужели оно никаким образом, как может одна рука делать политическое дело экспертов, а другая рука освобождать вашего отца и Платона Лебедева.
П. ХОДОРКОВСКИЙ - Политическое дело экспертов на самом деле это попытки людей, которые работают над делом ЮКОСа в течение последних 10 лет доказывать свою необходимость. Это не политическая воля главы государства, это не политическая воля людей, которые получили доход от ренационализации ЮКОСа. А это попытки следователей, прокуроров закрепить за собой престижное дело. Поэтому я думаю, что эти две вещи никак не связаны.
А. САМСОНОВА – Что значит закрепить за собой престижное дело? Зачем им это?
П. ХОДОРКОВСКИЙ - Это хорошая работа, хорошие зарплаты. Многие из этих людей приехали в Москву из других регионов страны. Поэтому для них это престижное дело. И я думаю, что это похоже на своеобразную цензуру, которая появилась в последние 10 лет в стране у бюрократов. Люди очень часто не получают прямых указаний о том, что им делать, но принимают решения сами из соображений, а как бы угодить вышестоящим властям.
А. САМСОНОВА – За 10 лет, которые адвокаты занимаются делом Ходорковского, сколько денег было потрачено на международную и российскую команду адвокатов?
П. ХОДОРКОВСКИЙ - Я не имею доступа к этой информации. Когда моего отца посадили, мне было 18 лет. И, конечно же, на тот момент он не посвящал меня в детали своего бизнеса и не рассказывал мне о том, как он, посади его в тюрьму, будет планировать свою защиту. Но естественно после его ареста у нас пропала всякая возможность это обсуждать.
А. САМСОНОВА – Вы себе представляете порядок этой суммы или он вас просто не интересует?
П. ХОДОРКОВСКИЙ - Меня на самом деле не интересует этот вопрос. Я считаю, что самый главный факт, на который следует обратить внимание, неважно, сколько денег осталось у моего отца, сколько он тратит на свою защиту в суде, а важно то, что против него была повернута вся система государственная. И конечно же финансовых ресурсов у российского государства несоизмеримо больше, чем когда-либо было или будет у моего отца.
А. САМСОНОВА – Безусловно, с гуманитарной точки зрения неважно, сколько денег потратил ваш отец на свою защиту, но с точки зрения доверия граждан и доверия людей к фигуре Ходорковского разговор о том, что у него осталось много денег и, несмотря на то, что он сидит в тюрьме, вы имеете возможность жить за границей и оплачивать, финансировать фонд, который вы возглавляете. А он имеет право оплачивать лучших адвокатов в течение нескольких лет, он действительно вызывает вопросы. И ответ в том, что я не знаю, я был слишком маленький, он не вызывает доверия. Вы намерено не будете рассказывать об оставшихся деньгах или все-таки имеет смысл это сделать для того, чтобы люди в России больше доверяли Ходорковскому.
П. ХОДОРКОВСКИЙ - Я считаю, что поскольку мой отец сидит последние 10 лет в тюрьме и не имеет никакого доступа к своим финансовым средствам, этот вопрос, ответ на этот вопрос никак не добавит и не убавит доверия к нему. Отцу можно тратить буквально несколько тысяч рублей в месяц на продукты в ларьке, который доступен для людей, проводящих невольно свое время в колонии, и у него есть еще несколько тысяч рублей, которые он может потратить на телефонные карточки, чтобы позвонить своей семье. Поэтому с этой позиции то, сколько денег осталось у семьи, которые были получены законным путем, которые были выплачены в качестве дивидендов компании ЮКОС, когда мой отец еще являлся держателем акций этой компании, не имеет на самом деле никакого отношения к его имиджу. Он обычный зек.
А. САМСОНОВА – Финансовые обстоятельства этих выплат дивидендов в чем? В том, что они положены на международные счета и поэтому российское правосудие не смогло их арестовать. Как это было устроено?
П. ХОДОРКОВСКИЙ - Это публичная информация. Выплаты производились в течение нескольких лет, вплоть до первой атаки на компанию в 2003 году. Естественно, у моего отца были счета и в России, и за рубежом.
А. САМСОНОВА – Когда обнаружили один из счетов Ходорковского, это был действительно скандал, казалось, что вот заключенный, но у него есть международный счет. Сейчас вы говорите, что это нормальная практика. Тогда расскажите все, о чем вы знаете, о тех счетах, которые есть у семьи.
П. ХОДОРКОВСКИЙ – Я, если честно не понимаю, почему это так шокирует людей. Я считаю, что богатство и деньги, которые были заработаны моим отцом, в этом нет ничего стыдного. То, что у него остались какие-то сравнительно небольшие средства по сравнению с той баснословной суммой, которая звучала в 2003 году, 15 млрд. долларов, исходя из капитализации компании, они не идут ни в какое сравнение с теми современными олигархами, которые на сегодняшний день владеют сравнительно большим благосостоянием в процентном отношении.
А. САМСОНОВА – Это вопрос просто, с кем сравнивать Ходорковского сегодня. С теми, кто не был посажен и кто продолжил капитализироваться на приватизации, на том, что происходило в стране после перестройки или сравнивать с политическими заключенными по делу Болотной, у которых этих денег не было никогда. И если мы сравниваем с обычными политическими заключенными, которых сейчас много в России, то конечно они не в таком положении, как ваш отец и отсюда появляются эти вопросы.
П. ХОДОРКОВСКИЙ - Положение у них фактически одинаковое. И эти и другие находятся в обычных российских и находились обычных российских тюрьмах. Мой отец прошел Матросскую тишину, и пересылку через Владимирский централ, колонию в Краснокаменске, теперь колонию в Карелии. Для него нет никаких специальных улучшенных условий. Поэтому те испытания, через которые проходят узники Болотной на сегодняшний день они такие же, как те, через которые пришлось пройти моему отцу. Конечно то, что у моего отца остались какие-то деньги, позволяет ему вести свою защиту. Но на самом деле в той ситуации, когда государство дает прямые указания суду, как решать дела этих людей, дело моего отца, то, сколько кто тратит денег на защиту, не имеет никакого значения. Мой отец в результате оказался за решеткой и просидел 10 лет.
А. САМСОНОВА – Вы ведь с 2006 года занимаетесь защитой публичной.
П. ХОДОРКОВСКИЙ - Да, я начал публично говорить в защиту моего отца в 2006 году.
А. САМСОНОВА – Семь лет и получается, что безрезультатно. Впустую семь лет.
П. ХОДОРКОВСКИЙ - Я так не считаю. Во-первых, самое большое достижение как мне кажется это то, что моего отца не забыли. В течение 10 лет поддерживать интерес к судьбе человека, который находится далеко, сначала на границе с Китаем, а теперь в какой-то неизвестной людям, особенно за рубежом Карелии, это непросто. И я очень благодарен тем людям, которые продолжают следить за судьбой моего отца. И в России и за рубежом. Поэтому я не считаю, что это время было потрачено впустую.
А. САМСОНОВА – А разговоры с иностранными политиками и попытки привлечь иностранцев для того, чтобы повлиять на ситуацию в России, они хоть раз были успешны. У вас был хоть один опыт успешного сотрудничества с международными политиками.
П. ХОДОРКОВСКИЙ - Ну какие-то разговоры имели положительный результат, какие-то не очень. К положительным результатам я могу отнести то, что тема моего отца поднималась неоднократно госпожой Меркель. Когда президент Обама первый раз выиграл выборы, он поднял тему Ходорковского на своей первой встрече. Перед своей первой встречей в России. Я могу отнести эти события к успехам. Конечно, это продемонстрировало правительству России, что судьба Ходорковского и вообще проблемы с судебной системой в России небезразличны иностранным политикам.
А. САМСОНОВА – Но для меня это очень печальные новости. Потому что это означает, что можно дойти до Меркель, до Обамы, до любого суда и нанять лучших адвокатов, но ничего не поменяется. Это значит, что люди, которые не обладают этими ресурсами, по сути, не имеют больше или меньше шансов, чем ваш отец. Что все бессмысленно.
П. ХОДОРКОВСКИЙ - Я бы не был настолько пессимистичным. Потому что самое главное, что произошло за последние 10 лет это то, что люди в России, наконец, начали ощущать себя гражданами своей страны, а не просто безучастными наблюдателями. Да, это происходит очень медленно. Но в конечном итоге что-то поменяется в России только тогда, когда граждане России начнут требовать от своего государства соблюдения законов. И нормальной работы правоохранительной системы, нормальной работы судебной системы. То, что у людей больше или меньше шансов привлечь внимание к своим делам, конечно в краткосрочной перспективе, как вы правильно отметили, не помогло и не навредило.
А. САМСОНОВА – Десять лет не краткосрочная, к сожалению.
П. ХОДОРКОВСКИЙ - Я имел в виду людей, которые были арестованы в мае прошлого года.
А. САМСОНОВА – А сколько человек сейчас работает на Ходорковского?
П. ХОДОРКОВСКИЙ - У нас несколько человек, которые работают здесь в Европе, еще несколько человек, которые работают на мой институт в Америке. Но опять же для сравнения могу сказать, что это несколько десятков людей, если мы посчитаем сотрудников моего института, а если посмотреть на ту команду, которая занималась и продолжает заниматься делом ЮКОСа, то это более трех сотен, следователей, прокуроров и так далее. Поэтому силы даже тут неравны.
А. САМСОНОВА – Расскажите про институт.
П. ХОДОРКОВСКИЙ - Моя организация это некоммерческая организация, он называется Институт современной России. Мы занимаемся довольно простой, но одновременно сегодня труднодостижимой задачей - продвижение демократических ценностей.
А. САМСОНОВА – Получается продвигать?
П. ХОДОРКОВСКИЙ - Да, у нас несколько программ, как я считаю очень успешных. Одна из наших самых долгоиграющих программ это публикация аналитики на нашем сайте. Мы публикуем сразу на двух языках. На английском и русском. Сейчас мы начали новый проект, который представляет переводы новостей из России из источников, которые недоступны изначально на английском языке.
А. САМСОНОВА – ИноСМИ наоборот.
П. ХОДОРКОВСКИЙ - Да. И это позволяет журналистам, которые заинтересованы в том, что происходит в России, но работают за рубежом, быстро получать доступ к информации. Мы таким образом надеемся, что больше новостных историй, происходящих в России, будут показаны в иностранной прессе.
А. САМСОНОВА – Вы всю жизнь будете этим заниматься?
П. ХОДОРКОВСКИЙ - Хороший вопрос. Я никогда не планировал этим заниматься. Я всегда планировал заниматься бизнесом, я пошел в университет, который известен тем, что он готовит предпринимателей, и я занимаюсь бизнесом. У меня есть своя небольшая компания, которая занимается мониторингом электроэнергии. Моя компания называется Энертив. Мне пришлось заняться институтом, потому что появилась в этом необходимость. Во-первых, те люди, с которыми я общался, начиная с 2006 года, говорили мне, что действительно то, что я им рассказываю, интересно, но информации недостаточно. И конечно же, я понял, что глобально мой отец не выйдет на свободу, пока ситуация в России не начнет меняться в корне.
А. САМСОНОВА – Гугл пятой ссылкой на вас дает статью о том, что Павел Ходорковский работает в компании Гусинского. Что это такое вообще?
П. ХОДОРКОВСКИЙ - Это была одна из моих первых работ в США. Я после окончания университета переехал в Нью-Йорк, и действительно первые несколько лет работал на компанию New Media Internet, которая входит в состав компании Гусинского.
А. САМСОНОВА – Как так вышло? В Нью-Йорке много работодателей. Это же надо было поискать.
П. ХОДОРКОВСКИЙ - У меня было три предложения о работе. Компания, которая занималась программным обеспечением для трехмерного дизайна в Массачусетсе, но это было в очень маленьком городе, я не хотел туда переезжать. А компания, пиар-фирма, которая работала в Нью-Йорке, у нее была сравнительно небольшая зарплата и плохие перспективы роста. И компания Гусинского, которая предложила мне интересную работу по моей специальности. Я же окончил со специализацией – менеджмент информационных систем. Я 4 года работал в дата-центре.
|
2050
6
