Во-первых, моя компания закрылась в 2000 году. В 2001 году я вернулся в Россию, и 9 лет у меня не было никакого авиабизнеса. Я пытался начать все по новой, занимался другим видом деятельности, пытался заниматься строительством коттеджей, под все брал кредиты, которые теперь приходится выплачивать. Что касается старшего брата, то он занимается другим делом, он до сих пор занят авиаперевозками. Никакой возможности управлять бизнесом из тюрьмы у меня нет. Вся переписка проходит жесткую цензуру. Никакого бизнеса у меня не осталось, все пришло в полный упадок, ситуация была очень сложная, единственный вопрос -- это вернуть кредиты, взятые под развитие бизнеса. В России у меня активов, кстати говоря, нет.

Я могу только предполагать, все зависит от доброй воли нашего государства. Мой арест -- это однозначно геополитика. В 1995--1996 году российский авиабизнес был хорошо развит в Африканском регионе, так как российские самолеты могли садиться на грунтовые полосы. Я достаточно оперативно перевозил гуманитарные грузы. Естественно, меня никто не мог контролировать, это был частный бизнес частного российского предпринимателя. Те люди, которые представляли разведки иностранных государств в Африке, видимо, посчитали, что Россия может выжить их из региона. Вообще, многие американские агенты сделали на мне карьеру. Вряд ли они могли поймать бен Ладена, проще было ловить Бута, который никуда не скрывался. Американские спецслужбы официально отчитались, что потратили 12 миллионов долларов. Меня якобы видели то в Португалии, то в Швеции и так далее. Агенты ездили туда в командировки. Насколько мне известно, в США поднимается огромный скандал по поводу затрат спецслужб на мою поимку. Против меня идет настоящая информационная война. Все обвинения шли по нарастающей. Сначала был фильм, потом была книга. Создавался образ всемирного злодея. Результатом стали абсурдные утверждения, что где бы в мире что ни возникало, то виноват Бут. Конечной целью этой войны является Россия. Если уж меня обвиняют в содействии террористам, а я российский гражданин, то и Россию в этом можно обвинить. Я не знаю, насколько предвзятое правосудие в России, меня там не судили. В США, кстати, можно судить за намерения, то есть за инакомыслие. В результате провокаций и навязанных мне действий получается, что суд будет судить меня за то, что я якобы собирался продать ракеты, которыми будут убивать американских граждан. Российского летчика Ярошенко увезли из Африки под таким же предлогом, его будут также судить за намерения. Суд присяжных будут предвзято относиться ко мне из-за демонического образа, который мне создали. При судебном разбирательстве никто не увидит за вымышленным героем реального человека. На справедливый приговор я не рассчитываю. Тут замешано огромное количество денег. США утверждают, что я знаю какие-то российские секреты. Они будут пытаться получить их любыми способами, а способов масса -- от шантажа до химических препаратов. В США, возможно, дело до суда и не дойдет. Запрут на авианосце или в Гуантанамо и будут держать, пока не подпишу нужные показания.

Я сейчас сижу в карцере два на два метра, это спецблок. Там отбывают наказание осужденные за причинение колоссального ущерба стране. Там три камеры, начальство аргументирует это тем, что оно опасается за мою безопасность. Меня выводят два раза в сутки на 40-минутные прогулки. Все заключенные по соседству переселены в другие камеры. Никаких контактов внутри тюрьмы, на свидание приводят в сопровождении трех спецназовцев. Вся переписка на русском и английском запрещена. Она уходит на цензуру, сейчас даже нельзя документы через стекло показывать, даже если это адвокатские документы. Естественно, посольство России неоднократно писало письма в таиландское министерство коррекции, но ответов не было. За два с половиной года, что я сижу в тюрьме, я выучил санскрит, хинди, урду, сейчас вот учу турецкий. Я держусь, делаю физические упражнения, в предыдущей тюрьме можно было бегать 40 минут. Жена передает книги под письмо послов. Поддерживать силу духа помогает, наверное, любовь. Товарищи по несчастью мне тоже помогают. В предыдущей тюрьме со мной были люди из Ирана, Индии, Германии, россияне, британцы. Раньше со многими общался, пока меня не отправили в карцер. Когда я оказался там в первый день, еду мне заказали именно другие заключенные. В тюрьме можно тратить порядка 200 рублей в день на еду, но жене разрешили приносить еду с воли. Это радует. Тут есть православная церковь, есть отец Олег, он приходил, общался со мной, передал Библию. Я человек крещеный, мы плотно общались, батюшка меня всячески поддерживал. Тут не дай бог чем-то заболеть, так как, чтобы попасть к врачу, нужно писать письмо и ждать несколько дней. Надзиратели здесь в общем нормальные. За два года в «Конг-Преме» офицеры из внутренней охраны довольно лояльно ко мне относились. Перед судом они говорили, что очень надеются, что я поеду домой. Сбежать оттуда нереально, это из области детективных романов. На здоровье я толком не жалуюсь, но в связи с особенностями питания большая проблема с зубами. Что касается моей семьи, то жена все два с половиной года живет в Бангкоке, общается с посольством, адвокатами, а наша дочь живет у дедушки и бабушки в Петербурге и учится в местной школе. Что касается МИД РФ, то я очень благодарен за всю ту поддержку, которая оказывалась все два с половиной года. Консул ходил на все слушания, писались все документы и пожелания, все передавалось в таиландские органы. Россия себя вела очень корректно, никакого давления на суды от нас не было -- в отличие от американской стороны, которая слала в суд письма. Например, из конгресса, который требовал выдачи, визит генпрокурора, который заявил, что лучший подарок на день рождения -- это экстрадиция. Накануне вынесения решения конгресс открыто угрожал правительству Таиланда.

Никакой у нас связи нет. Не имел чести быть знакомым. Когда Сечин уже служил в Анголе, я еще учился в Москве в институте военных переводчиков, потом отслужил два года в Мозамбике, а потом открыл в 1991 году фирму, которая привозила конфеты, детскую одежду и кассеты. Тогда я и заработал свои первые деньги.