— Вы сняли очень неожиданный фильм. Зритель ждал православия и духовности, а увидел много странного, начиная с пресловутых сисек и заканчивая комдивом Котовым, который кроме «б…ь» ничего не говорит.
— Вообще «б…ь» — слово, которое используется в русских летописях, но я сейчас не об этом говорю. В моей картине абсолютно органичен мат, он не имеет под собою наслаждения от вседозволенности. Вот я буду говорить слово «х…», и ничего мне за это не будет, и будут сидеть дети в первом ряду или на маму с папой смотреть. Пресловутые сиськи, как вы говорите, — это один из самых поэтичных эпизодов моей жизни и моей биографии. И когда вы спрашиваете, как это вяжется с моей точкой зрения на государственное устройство, мне непонятно, почему не вяжется.
— Монархисты отдельно, сиськи отдельно, нет?
— А у вас такое странное впечатление о монархии. У Александра Второго вообще была довольно бурная жизнь, а у Петра Первого так вообще, чего там говорить. Но мы же говорим о фильме. Вот оно — все рядом. Хрупкость и беззащитность, полная беззащитность человека, которого могут унизить, скинув на него вместо бомб ложки. Это дорогого стоит, и для меня это очень важный месседж, если его не чувствуют, его почувствуют потом. Потому что унижение человека, и когда человек у себя дома испытывает это унижение, это действительно повод — либо туда, либо сюда. Вот это и есть предстояние. Но я не могу понять другого. Не могу понять, почему и зачем идет все время отождествление общественной позиции и еще чего-то. Это художественное произведение. Судите художественное произведение.
— Все-таки вы лукавите. Вы демонстративно православный человек и не скрываете этого.
— А это уже нужно? Вы мне скажите, если уже нужно скрывать, что я православный. Очень может быть, может, уже надо скрывать, я уже начинаю побаиваться. Хрен его знает.
— Скрывать не нужно, но вы ведь никогда не снимете антиправославный фильм.
— Конечно, не сниму.
|